записки пацифиста

"Они носили с собой эту мечту, бродя по скучным улицам неподалёку от школы, видели её отражение в замёрзших зеленоватых окнах молочной лавки, ехали с нею на задней площадке трамвая, обдуваемые ветром, помнили о ней, толкаясь в очереди в кино, узнавали её в зимнем небе над приютом для мальчиков, она жила в них как песня, как упрямая стихотворная строка. 

Дайте только срок!"

Настя пошла на курсы по английскому, Настя переводила слова к занятию и нашла слово, которое её одновременно и рассмешило, и задело: «ШИШКОВАТЫЙ». Первое – ибо оно ну правда нелепое, второе – потому что в яблоко.

Так вот, мы с вами, ребята, шишковатые. И ухабистые. Разница только в том, что если одни – тайга с малюсенькими кочками, то другие – грёбаная (ворд говорит, что это бранное слово) Джомолунгма. И, чтобы существовать как-то в мире среди этих людей, у которых свои алые паруса и человеческие многоножки в голове, надо утрамбовывать свои неровности хотя бы до выносимых размеров. Или жить одному в обнимку с котом, которому плевать, кто ты, - главное, что кормишь. Только не думайте, что я помешанный приспособленец: я о тех уникумах, ради которых есть смысл стараться.

И в первую очередь для самого себя. «Встань утром – приведи в порядок свою планету». Бороться с ленью, завистью, раздражительностью и боязнью стрёмно, но полезнее всякого рыбьего жира и занятий аэробикой. Был у меня в жизни момент, когда я хотела под землю провалиться из-за своей нерешительности.

Город Золотоноша, Украина. Мне семь лет. Мы с мамой записали меня в дом детского творчества на курсы по росписи. Такую, знаете, которой ложки и тарелки расписывают плямами всякими. И вот, на эту роспись нужно было самому сделать кисточку, причём (внимание) из кошачьей шерсти. Берёшь палочку, наматываешь кусочек шерсти и  ниткой стягиваешь. Готово. И вроде, есть кот – хоть всего на кисточки обстриги…Но шерсть у нашего Симбы была предательски короткая. И мама сказала идти к соседке  с первого этажа просить клок шерсти её кота. А с этой тётенькой мы не особо общались. В те времена я не считала себя душой компании среди взрослых, а потому идти в упор не хотела, к тому же не понимала, что это за наглость прийти остригать чужого кота! Была уверена, что меня там обругают и отправят кромсать своего. Два часа внутренней борьбы долга и страха были для меня настоящей мукой. В конце концов, поджав хвост, взяла ножницы, сунула ноги в тапки и через две минуты подпрыгивала до звонка зловещей квартиры.  Открывается дверь, я мямлю что-то о «кошачих пензликах» (большинство людей говорят вовсе не на русском) и вхожу. Не помню, как звали ту женщину, но она частично решила мою судьбу. Я ждала захлопнувшейся двери перед носом, а она схватила своего кошару за лапы, перевернула на бок, сказала мне держать его и выстригла моими швейными ножницами несколько уверенных кусков шерсти с брюха обалдевшего животного. На следующий день на курсы я шла с тремя новенькими кисточками.

С тех пор я людей не боюсь, и меня так не душит страх облажаться. Одним грешком меньше.

Зато остальных хоть отбавляй.

Конечно, есть у нас острые углы, которые нам даже идут. Но у всех и каждого один и тот же мешок идиотизма, который мы утащить за собой не можем порой. Как и с реальным мешком, просим кого-нибудь помочь. А помощь действеннее всего, если она повторяет большинство историй «как я учился кататься на велосипеде»: меня папа с горки на велике толкнул! Выбор был небольшой – я и поехал.

В общем, давайте помогать вытаскивать эти занозы друг из друга. Осенью особенно хочется человеколюбия.

с ним теперь другое небо

Октябрь пошёл, а у меня новая проблема. Мне грустно. И, знаете, мне неделя понадобилась, чтобы родить, почему мне грустно. А тут я вдруг поняла: в моей речи теперь слишком много фразы «а помните?» С одной стороны, предаваться таким объёмным воспоминаниям всегда или очень приятно, или очень колко. А с другой,  нам ведь, действительно, есть, что вспомнить…

А помните, как у меня были синяки под обоими глазами? Мы тогда ещё ламбаду танцевали, а родители умилялись.

А помните мои неумелые попытки вранья «я хожу на плавание каждый день»?

А помните, как «11 июня» было моим именем, причиной всех мировых бед, объяснением самых нелепых ситуаций и связующим звеном между двумя отшибленными, рождёнными в один день?

А помните поломанный косяк, «поехали к Паше», вино на штукатурке, нашу ночь города и записку на двери? До сих пор не собиралось столь бунтарской компании – как ни ломайся, стоит признать.

А помните зиму и как мы грелись друг об друга, будто пингвины в Арктике? Неумытые глаза, толстые шарфы, шведская семья, карточные дома на руке и безответственность.

А помните, мы пили антидепрессанты и ловили под ними галлюцинации? И как смотрели свой выпускной альбом и орали «смотри какой(ая) ты страшный(ая) тут!».

А помните, как у нас никогда не было денег, но мы знали, чем заняться? А помните, ещё раньше, деньги вообще были не нужны?

А помните, мне всегда было, что рассказать, даже если ничего не происходило? Помните, нам было неважно, будешь ты строительным магнатом или плотником? Нам вовсе мало чего было важно. И было проще.

Помните, нам давали в столовой корнекс с красной рябиной, а мы его ненавидели? Помните, что у нас в Беларуси есть нефть? То-то же.

Помните наши лагерные поездки? Эти трёхнедельные феерии с повестями на дня три.

Помните, как мы поступали в те места, которые сейчас проклинаем?

Помните, крыша на проспекте открыта была, и мы там семечки жевали под закаты?

А вот теперь всё иначе. Как минимум, не хуже. Всё, чему я радовалась месяца три назад, теперь удручает. Всё, к чему раньше рвалась, теперь кажется бессмысленным. У меня всё хорошо, и даже отлично, но мне не хватает осознания, что когда-нибудь я буду вспоминать этот период по конкретному запаху, въевшемуся в эту пору, и скажу «а помните?» про сегодня или вчера.

И, знаете, что? Это до безумия грустно.